13—14 июня череповчан вновь ждет большое историческое действо. Около усадьбы Гальских в рамках фестиваля «Стать Севера» будут реконструированы батальные сцены средних веков. Череповчане, побывавшие на прошлой исторической реконструкции, наверняка заметили колоритного генерала, который командовал войсками. Им оказался президент общероссийского военно-исторического общественного движения, доцент Санкт-Петербургского государственного университета, кавалер французского ордена Почетного легиона Олег Соколов, он же родоначальник исторических клубов в России. Как стать реконструктором и дослужиться до генеральского звания, Олег Соколов рассказал cherinfo.ru.

— Олег Валерьевич, вы основоположник исторической реконструкции в России. С чего все началось?

— Это было в 1976 году, мне было 19 лет. Я тогда был под впечатлением от повести Шарля Нодье «Инес де лас Сьеррас». Действие там разворачивалось в заброшенном замке. В сотне километров от Ленинграда находится полуразрушенная крепость Копорье. Там я предложил друзьям «повторить» подвиги героев книги. Нас было пятеро. Мы одолжили костюмы и реквизит в местном театре и провели две ночи на развалинах, беседуя о событиях наполеоновской эпохи, фехтуя на шпагах. С пяти человек, которые, по сути, нелегально занимались реконструкцией, движение стало огромным. Сейчас военной реконструкцией разных эпох в России занимается 80 тысяч. Эпохи самые разные — от Древнего Рима, викинги и до Второй мировой войны. Войной 1812 года занимается порядка полутора тысяч человек. Очень многие уходят во Вторую мировую войну. Многие занимаются средними веками, потому что там бои ведутся в реальном контакте, что привлекает молодежь.

— Почему вы выбрали войну 1812 года?

— Я не выбирал — я этим живу. Я влюбился в историю, прочитав роман «Три мушкетера». Эта книга полна рыцарского духа Франции, причем совсем не обязательно XVII века. Прообразами трех мушкетеров стали генералы наполеоновской армии, которые были приятелями отца Александра Дюма. Чуть позже, в 12 лет я увидел у одного человека огромную коллекцию рисунков о русской и французской армиях, информацию по войне 1812 года. После этого меня захватило окончательно. В 15 лет начал самостоятельно изучать французский язык, который стал для меня вторым родным. Затем поступил на исторический факультет.

— Членами исторических клубов обязательно становятся люди с историческим образованием?

— Каждый клуб — это мир с разным духом, разным составом. Есть клубы, где вообще нет людей с историческим образованием. Есть клубы молодежные, а есть людей солидного возраста. Каждый клуб основан кем-то, кто задает ему стиль и облик. В средневековых реконструкциях требуется большая физическая сила, потому что там основательно бьют друг друга мечами, топорами, бывает очень много раненых, пострадавших. Там без физической подготовки не выжить, поэтому очень много молодежи. В клубах люди разного возраста, образования и социального статуса — и художники, и врачи, и инженеры, и учителя, и студенты, и пенсионеры. Единственное, нет миллиардеров, миллионеров и совсем уж нищих, потому что это увлечение требует хоть и не обязательно больших, но все же расходов.

— Клубы получают поддержку от государства?

— Сейчас создано так называемое военно-историческое общество. Я был одним из инициаторов. Но инициативу захватили другие, и, к сожалению, его развитие пошло по иному направлению. Я занимаю в этой организации незначительную роль, а руководят чиновники, которым практически безразличны реконструкции. Я надеялся, что государство будет нам помогать, а получается, что Российское военно-историческое общество практически монополист, что сильно сузило перспективы тех, кто не имеет его поддержки. А помогает оно в основном себе и лишь избранным клубам. Получается, мы работаем полулегально. Я всю жизнь мечтал о помощи государства. В свое время писал Ельцину, Путину. Достучался, все сделали, но не так, как надо. Стучаться по второму разу уже не имеет смысла. Как говорится, хотели как лучше, получилось как всегда.

— Кто занимается пошивом обмундирования и во сколько это обходится?

— У нас не костюмы, а самые настоящие мундиры, которые не берут в прокат, а заказывают в индивидуальном порядке. Есть и те, кто делает их самостоятельно. Но одно дело сшить рубашку викинга из домотканого холста. И другое дело, когда вы заказываете мундир русского или французского офицера эпохи Наполеона. Если вы не профессиональный портной, то это вам не под силу. Учитывая, сколько сейчас народу занимается реконструкцией, то уже сложился огромный рынок услуг этой сферы. Есть люди, которые занимаются пошивом обмундирования. Есть те, кто специализируется на изготовлении доспехов, экипировки, амуниции. Сейчас можно заказать экипировку любого солдата, офицера любой армии, любого времени. Что касается сумм, то по генеральскому мундиру я даже не буду озвучивать. Они безумные. Если говорить о солдате, то полная экипировка обходится порядка 1—1,5 тысячи евро. Если делать что-то самому из подручных средств, например, кожу заменить крашеной клеенкой или дерматином, то выйдет значительно дешевле. Но в серьезных реконструкциях это не приветствуется. Там требуется, чтобы все было сделано из тех же материалов, что и в далекие времена. Когда на биваке приходится ночевать в палатке под дождем, находиться в форме два-три дня, не переодеваясь, ходить по грязи, прорываться во время марша через какие-нибудь колючки, скакать на коне, то все, что сделано не из настоящих материалов, мгновенно расклеится, развалится, сломается и потеряет вид. Это в театре костюм надевают для десятиминутного выхода на сцену, а затем аккуратно убирают в шкаф. У нас все иначе.

— А где берете иной реквизит: посуду, мебель, лошадей, оружие?

— С посудой сложностей не возникает — она деревянная, можно купить где угодно. Что касается обстановки генеральского шатра, то воссоздать ее не по силам даже мне. В Европе есть люди, миллионеры, которым это доступно. В июне состоится реконструкция битвы при Ватерлоо, там я буду жить в одной палатке с генералом, итальянцем по происхождению. У него огромный шатер, полностью антикварная мебель, посуда, слуга, который обслуживает его. Но мне, как и многим российским участникам реконструкций, такое не потянуть, потому что это стоит сотни тысяч евро. Даже офицерский быт того времени воссоздать очень сложно. Поэтому мы воссоздаем солдатский: котелок, плошка, ложка. Самый сложный вопрос — лошади. Раньше в походе реквизировали, так и мы, в зависимости от мероприятия, начинаем поиск. Например, при Бородине в радиусе 100 километров все лошадники знают, что можно заработать прокатом лошадей. И так везде рядом с полями крупных сражений. При Ватерлоо за одну лошадь на три дня придется заплатить до 500 евро. По сути, грабеж, но другого выхода нет.

— Как присваиваются ранги и звания в реконструированной армии? Любой, кто имеет средства, может стать генералом?

— У нас не театр, и никаких ролей нет. Есть солдаты, унтер-офицеры, офицеры и генералы. Чтобы стать солдатом, нужно просто поступить в клуб. При необходимости руководство производит в капралы, сержанты и унтер-офицеры. Например, человек создал клуб в 30 человек, соответственно, он должен иметь офицерское звание, чтобы этим клубом руководить. Никто ничего себе не придумывает. В России в наполеоновской армии всего два генерала — я, командир дивизии, и мой помощник, который живет в Москве и руководит московским гарнизоном. Все это очень похоже на феодальную армию, где есть король, который призывает вассалов. Среди них есть верные и не очень, мятежные, они между собой обязательно соперничают, часто интригуют. Кого-то приходится по политическим соображениям наделять титулами, которых они не заслуживают, кто-то берет популистскими методами. Я бы сказал, это своеобразная военно-политическая организация.

— Военно-исторические клубы России и зарубежных стран различаются?

— Нет, различия практически стерлись. Единственное, у них проще с обмундированием, нет проблем с оружием. У нас этот вопрос до сих пор не решен. Например, во Франции кремневое ружье вообще не считается оружием. На военно-исторических мероприятиях стрелять из него можно сколько угодно. С точки зрения криминала оно опасности не представляет. Не было еще прецедентов, чтобы человек пошел на грабеж с кремневым ружьем. Это абсурд. Любые ножи, которые продаются в лавках на каждом углу, в сотни раз опаснее. Но у нас старые законы. На мероприятиях, организуемых официальными властями, мы пользуемся подобными ружьями, а как везти их — непонятно. В общем, сплошные юридические парадоксы. Мы надеялись, что Российское военно-историческое общество этот вопрос разрешит, но пока ничего не сделано. Поэтому на Западе проще иметь хорошее оружие.

— Как разворачиваются события во время реконструкций? Каждый раз пишется сценарий сражения?

— Это зависит от организаторов, чаще всего они сами пишут сценарий, потому что ни киносценаристы, ни театралы не понимают нашей специфики. Представьте, в июне в битве при Ватерлоо будут участвовать пять тысяч человек, 400 коней, 80 орудий. Причем битву будем делать без репетиций, сразу! Так как участники подчиняются армейским законам. Дисциплина в этой добровольной армии обеспечивается только тем, что из 12 тысяч желающих отобрали всего пять тысяч. Каждый боится, что за любую провинность его могут отстранить от участия. Поэтому команды выполняются беспрекословно, дисциплина жесткая. В один день будут сформированы сводные батальоны, эскадроны и батареи, будет проверяться слаженность армии. Под моим командованием будет 700—800 человек, среди которых почти нет русских. У меня в подчинении командиры батальонов, а я буду подчиняться главнокомандующему. Так что никакого сценария особо не требуется. Его 200 лет назад написала история. Единственное, нам нужно за два часа и на ограниченной территории сделать то, что тогда длилось целый день и на большей площади.

— Что испытываете, когда участвуете в таких масштабных сражениях?

— Для нас это как машина времени, возможность перенестись в то время, которое нравится, ощутить себя в той эпохе. Когда сижу в мундире на коне во главе батальонов, у меня просто сердце поет. Чтобы испытать это удовольствие, мы трудимся годами, тратим огромные деньги, нервы. Вечером на биваке будет потрясающая атмосфера. Категорически запрещен вход с любыми современными вещами: никаких мобильных телефонов, никаких машин, сигарет, баночек с пивом. Только лошади, оружие, сверкающие костры, песни той эпохи. Хочешь курить — набивай трубку. Вино только из старинных бутылок или глиняных кувшинов.

— А что дают небольшие реконструкции, как, например, в Череповце?

— Все делается в конечном итоге для больших реконструкций. Но ребята, которые занимаются в исторических клубах, должны на практике осваивать тонкости военного дела той эпохи. Такие небольшие сражения — это своего рода тренировка, чтобы иметь представление о грандиозности сражений. Кроме того, они поддерживают у ребят интерес. Если на Ватерлоо из Череповца никто не едет, то в реконструкции у Бородино многие будут участвовать.

— Военно-исторические клубы одинаково популярны по всей России или больше в центральной ее части?

— Конечно, в центральной. Важна близость к Европе, важны выезды, международное общение. Основные поля сражений находятся больше в этой части. Проблема маленьких городов в том, что у ребят слишком мало средств, они не могут себе позволить многое из того, что могут москвичи. И последние часто выказывают снобизм, даже позволяют себе насмешки в отношении тех, кто не может иметь такого же качественного исторического мундира или экипировки. Это не очень хорошо. Но в Череповце ребята делают все, что могут, стараются. Я специально приезжаю сюда, чтобы показать, что испытываю уважение к тем людям, которые, несмотря на трудности, не бросают свое дело.

— Вы награждены орденом Почетного легиона Франции. За что удостоены награды?

— С конца 90-х меня трижды приглашали в Сорбонну. Я читал аспирантам лекции о русско-французских отношениях эпохи Наполеона. Они об этом очень мало знают, особенно русскую сторону взаимоотношений. Это тема, по которой я работаю много лет, написал ряд книг, которые вышли в России и во Франции, сейчас выходят в Польше. Но французское правительство отметило мою деятельность в области военно-исторической реконструкции, как способствующей дружбе между Россией и Францией.


Светлана Долгова