Роман Царёв больше 25 лет отработал в снесенном следственном изоляторе на Советском проспекте. Как жила легендарная тюрьма, какое наследие ей осталось от царского режима и почему из череповецкого СИЗО было легко сбежать, но никто не сбегал, подполковник в отставке Царёв рассказал cherinfo.

— Роман Александрович, как получилось, что вашим единственным местом работы стала тюрьма?

— Я жил в Соколе, выучился на фрезеровщика, работа тяжелая, часто приходилось выходить по ночам. И как-то я получил повестку из милиции. Родители расстроились, подумали, что я что-то натворил. А что я мог натворить, если домой с работы прихожу и с ног валюсь? Оказалось, повестка — приглашение на работу. Кадры требовались в следственную тюрьму Вологды. Пообещали общежитие, я согласился. Тогда мне был 21 год. В той тюрьме (следственная тюрьма № 1. — cherinfo) кроме обычных заключенных сидели самые отъявленные преступники, совершившие тяжкие деяния — разбои, убийства, изнасилования. Могли прислать заключенных из Калининграда, с Сахалина — со всего Союза. В колониях все-таки свободы больше, там отряды, а здесь только камеры, работа в цехах, замкнутое пространство. Сначала я работал в паре со старослужащим. Смотрели, чтобы осужденные соблюдали режим. А заключенные каждого, в том числе и сотрудников, старались взять в оборот. Нас тогда учили так: они 24 часа в сутки думают, как убежать, напасть, обмануть, передать записку подельнику. Работа в тюрьме сложная, прежде всего психологически, но тогда я об этом не думал, пришел служить — так служи.

— Как дальше складывалась карьера?

— Через полгода меня перевели в оперативную часть, есть такая в тюрьме. Мы работали под грифом «секретно», следили, чтобы между заключенными не было конфликтов, а если они все же случались, их разбирали и устраняли. Комбинации были разные, рассказывать о них нельзя. В общих чертах: находили лояльных, беседовали, склоняли к явке с повинной. Сейчас другая техническая база, а раньше была только психология: заводи разговор и добивайся результата. Потом из Вологды я перевелся в Череповец. СИЗО на Советском проспекте стало для меня вторым домом.

Я наш изолятор называл детским садом: кормят хорошо, сотрудники нормальные… Пытки, избиения — это всё вранье, во всяком случае у нас такого не было.

— Каковы особенности работы в СИЗО?

— Когда человека привозят в изолятор, он эмоционально возбужден, накручен, у некоторых нехорошие мысли появляются, в том числе и о побеге. Если с человеком поговорить нормально, он сразу становится спокойнее, начинает ситуацию воспринимать адекватно. А через нас тысячи проходили, и к каждому подход найти нужно. Я вообще наш изолятор в сравнении с другими называл детским садом: кормят хорошо, сотрудники нормальные… То, что в фильмах иногда показывают — пытки, избиения — это всё вранье, во всяком случае у нас такого не было.

— Какие бытовые условия были у задержанных в те времена?

— Быт в любом СИЗО СССР был сложным, у нас — тоже. Здание старое, более 100 лет, кое-что осталось от царского режима: кованые решетки на окнах, двери с глазками, тяжелые такие, и печи — большие, кирпичные. Их мы разбирали — было страшно, казалось, деревянные лаги не выдержат, и все это рухнет. Стены снаружи укрепляли железными листами, стяжка в кирпичной кладке старая, рассыпалась как песок. Заключенные доставали кирпичи из стенки, как буханки хлеба из печи. Много чего в здании переделывалось, ремонтировалось, корпус дополнительный построили. Но даже после этого мощностей не хватало. При лимите в 350 человек, порой в СИЗО находилось до 600. В камерах сидели до 20 человек. Коек не хватает — делаем новые, втыкаем — количество мест увеличивается. Иногда заключенные спали по очереди и даже сидя за столом. Чтобы хоть как-то соблюдать санитарные нормы (тогда полагалось 2,5 метра на человека), некоторых после следствия и до суда отправляли в колонию в Шексну, там для них специальные камеры были.

— Как удавалось поддерживать порядок в таких условиях?

— Мы всегда тщательно следили за чистотой, даже несмотря на такую тесноту массовых эпидемий у нас не было. Кроме нар в помещении обязательно был стол, под столешницей — ячейки, в которых сидельцы хранили миски, ложки, кружки. В камере раковина имелась и чаша «Генуя» — дыра в полу по-простому, заключенные называли ее «толчком». Этот санузел размещался за небольшой перегородкой, в половину человеческого роста. В новом СИЗО условия другие, перегородки высокие, для людей это, конечно, удобнее. Пытались в камерах ставить унитазы, но их разбивали. А через «толчок» можно и записку передать при помощи веревки в другую камеру, а через унитаз — нет.

— Как справлялись с работой психологически?

— Чтобы работать в СИЗО, нужно было иметь адское терпение. Люди ведь разные сидят… Есть очень вредные, специально начинают заводить дежурного, любым способом достают. А дежурный обязан в смотровое окно глянуть, а они подначивают словом. В итоге сотрудник отвечает грубостью, а на него жалоба летит, дальше материальное наказание следует. Другая ситуация: привозят заключенного, его нужно обязательно обыскать. Человек раздевается, а в одежде нужно каждый шов прощупать. Кто-то чай в фуфайку зашивает, шило, ножик, лезвие… Перчаток тогда не было, все голыми руками. Некоторые сотрудники уходили только из-за этого.

— Как СИЗО пережило 90-е?

— Трудные времена были. Приходилось по городу ездить, просить помощи, побираться. Предприниматели крупу давали, сахар, на заводе металл выделяли, чтобы стены укрепить, больница старые матрацы дарила. Бывало, делают люди ремонт, старые рамы, унитазы на помойку выставят, а мы увидим — и сразу в машину рабочую, чтобы в камерах поставить. В 80-е амнистия была большая, в СИЗО осталось 160 человек, весь третий этаж был пустой. Стоял вопрос о закрытии изолятора, но он отпал через полгода, тогда в Уголовный кодекс приняли поправки, СИЗО снова наполнился. А контингент в 90-е стал другим. Тогда организованные преступные группы появились, преступники более жестокие были, преступления тоже.

— Часто бывали побеги?

— Были, конечно. А причина в здании. Как-то раз прокладывали трубы, и в стене наружного ограждения нужно было проделать дыру. Дали заключенному ломик, думали, работы до вечера хватит, а он один раз стукнул, ломик сквозь кирпичную кладку на улицу выпал. В другой раз заключенные потолок разобрали без всяких проблем, вышли на чердак, добрались до слухового окна. На вышке офицер сидел, он и увидел беглецов. Личный состав подняли по тревоге, задержали. Чердак после этого укрепили металлической сеткой, арматуру поставили, собак пустили.

— Тюрьма находилась в центре Череповца, это создавало неудобства?

— Для нас это создавало проблемы. По ночам, бывало, приходил кто-нибудь к нашему забору и сообщал сидельцу информацию. Ну как сообщал? Просто орал на всю улицу!

Кто поступал в СИЗО впервые, получал кличку. Ритуал был такой: заключенный вылезает на решетку окна и кричит: «Тюрьма-старуха, дай кликуху!». Ему в ответ варианты предлагают…

— Были неординарные случаи, которые запомнились?

— Однажды доставили мужчину — человек уважаемый, руководитель. Вернулся он из командировки и застал жену с другим. С эмоциями справиться не смог, супругу убил. Его сразу задержали, привезли к нам, временно мы его поместили в бокс. Это очень маленькое помещение, где только небольшая скамейка, дверь, глазок в двери, а на потолке лампочка и решетка: замкнутое пространство, полное одиночество. Чтобы оформить человека, перевести в нормальную камеру, требовалось время. Вот и этот мужчина своей очереди в боксе ждал. Только ему, видимо, совсем плохо было. Снял рубашку и на ней повесился, потом у него записку предсмертную нашли. Когда его обнаружили, реанимировать было поздно. Если бы его сразу в камеру поместили, возможно, остался бы жив, ведь в камере люди, есть кому душу излить. Да и не убийца он какой-то, просто так обстоятельства сложились. А так суициды бывали редко. Мы старались их предотвращать.

— Каким был рабочий день в СИЗО?

— Официально восемь часов, но на самом деле часов по 12 приходилось пахать. Режим работы — «пока не сделаешь». Работа со следователями, осужденными, подозреваемыми, их родственникам. Письменную волокиту никто не отменял. Штатный недокомплект в тюрьме всегда был большой, не хватало народу, потому что зарплата небольшая. В 90-е, когда на заводе сложности были, к нам пришли работяги. Потом, когда завод на ноги встал, они тут же от нас ушли. Бывало, на смене нужно восемь человек, а есть всего пять. А нужно на вышку, на ворота поставить, еще куда-то, вот и оставляли на всех этажах одного человека! Нынешнее СИЗО совсем другое, техническое состояние здания просто отличное, для осужденных условия созданы и для сотрудников.

— Какой была психологическая обстановка в камерах?

— Сложнее всего новичкам. Представьте, сидит в камере 12 человек, все поделены на группы, на жаргоне — семьи. Тут все еще от «снабжения» зависит: кому-то родственники, как в больницу, все самое лучшее шлют, а кому-то ничего, вот и крутись. Кто поступал в СИЗО впервые, получал кличку. Ритуал был примерно такой: после десяти вечера человек вылезает на решетку окна и кричит: «Тюрьма-старуха, дай кликуху!». Ему в ответ варианты предлагают, а он и выбирает: Полковник, Крест, еще что-то. Кому-то кличку по фамилии давали.

— Какие меры применяли к нарушителям порядка?

— Самое страшное, если лишают ларька (небольшая торговая точка с минимальным набором продуктов. — cherinfo). Это страшнее карцера, правда. В карцер отправляли злостных нарушителей. Там кормили через день: день горячая пища, день только вода и хлеб. Потом это отменили, кормили ежедневно. Для некоторых наказанием было, если о нарушении узнавали родственники, особенно жена. Сообщали, что лишен передачи за нарушения режима. Жена сразу ругаться начинает, что муж не хочет исправляться, даже на развод подавали, а человеку в тюрьме очень важно, чтобы его на свободе ждали.

— Вы говорили, что в Вологде приходилось общаться со смертниками. Как вы относитесь к отмене смертной казни?

— На тюремном режиме в Вологде ждали своей участи смертники. Помню одного череповчанина, он в милиции служил. Однажды пришел на обед домой, возник конфликт с тестем и тещей, все закончилось трагедией — он их застрелил из табельного оружия. Его приговорили к смертной казни, а потом приговор привели в исполнение. Так его и расстреляли. Когда смертную казнь отменили, многие из таких заключенных прошения писали, что сидеть пожизненно не согласны, лучше смерть. Не знаю, может, они выделывались, все ведь за жизнь цепляются. А что смертную казнь отменили, считаю, неправильно. Вот был серийный убийца Чикатило, за него нескольких людей расстреляли ошибочно, и это трагедия. Но времена изменились. Видеосъемка есть, доказать вину можно на 100%. Вину доказывают, а убийцам — ничего, так и живут в тепле, да при кормежке! Но это мое мнение.

— Не пожалели, что всю жизнь в тюрьме провели?

— Я на пенсию в 46 лет вышел, потом работал начальником охраны развлекательного комплекса. Там люди другие, довольные жизнью, а значит, и специфика другая. Стоит ли себя жалеть, что столько времени в тюрьме провел? Не знаю, работа как работа. Видимо, у меня такая судьба… Есть шахтеры, есть металлурги… Иногда встречаю бывших заключенных. Недавно один на улице меня остановил, говорит: «Помнишь, ты меня в карцер посадил?». Я спрашиваю: «За дело?». Он покивал, на том и разошлись. Обид нет.

История череповецкого СИЗО началась 129 лет назад. В 1880 году, через сто лет после образования самого Череповца, в городе появилась уездная тюрьма. В 1924 году тюрьма была преобразована в исправительно-трудовой дом. В 1937 году, когда Череповецкий район вошел в состав Вологодской области, учреждение передали вологодскому НКВД, и только в 1967 году оно стало следственным изолятором. К 2003 году здание СИЗО сильно обветшало, поэтому началось строительство нового корпуса. С 2006 года СИЗО находится на Северном шоссе, здание вмещает 469 заключенных.


Светлана Марущенко