Художник-мультипликатор Юрий Норштейн: «О цензуре сейчас говорят уже то, чего не было»
На фестивале анимационных фильмов «Крок», который недавно прошел в Череповце, побывал известный художник-мультипликатор, сценарист и режиссер Юрий Норштейн. На фильмах Норштейна («Ёжик в тумане», «Сказка сказок», «Цапля и журавль», «Лиса и заяц») выросло не одно поколение. С читателями cherinfo.ru режиссер поделился своими взглядами на современную киноиндустрию, роль искусства в мире капитала и роль компьютера в создании анимации.
— Юрий Борисович, какую из своих работ вы считаете самой значимой? А может, какую-то любите больше других?
— Я не сосредотачиваюсь на какой-то одной работе. Каждая — это часть моей жизни. Когда работаешь, то всецело погружаешься в кино, потому что должен максимально хорошо все сделать. Это абсолютное погружение. Оно рождает в человеке личность. Человек входит в гармонию и с собой, и с окружающим миром. Это один из главнейших смыслов искусства. Но это требует от человека огромных физических и моральных затрат. Кстати, как и созерцание картин или слушание музыки.
— Чем, по-вашему, «Ёжик в тумане» заслужил такую любовь зрителей?
— Знаменитый мультик, лучший фильм. Но никто не говорит, что до этого «Сказка сказок» точно так же была названа лучшим фильмом дважды. Все же почему-то говорят про «Ёжика»… Журналисты и все вокруг считают его лучшим фильмом. Я так не считаю. Это стереотипы, штампы. Я придаю ему ровно столько значения, сколько в него было вложено труда.
— Были у вас работы, которые зритель не понял?
— Не думаю, что, говоря о своих фильмах или о фильмах своих товарищей, ты можешь сказать, что они были поняты в той степени, сколько труда художник вкладывал в них. Очень небольшая часть людей по-настоящему погружается в искусство и ощущает себя в нем с такой силой, с какой художник вкладывал туда свою энергию. Это даже не отдельные ценители искусства, а отдельные представители жизни, которые на существование смотрят всерьез, с пониманием того, что смерть придет. Без этого, я считаю, понимание искусства будет неполным.
— Все ваши фильмы рисовала Франческа Ярбусова — ваша жена. Такое постоянство в выборе мастера объясняется умением понимать друг друга с полуслова?
— На самом деле это катастрофа и настоящий ад! Была бы здесь Франческа, она бы вам это подтвердила, но она, правда, об этом всегда молчит. Работая даже с таким близким человеком, ты не способен до конца соединить с ним провода таким образом, чтобы быть на одной волне, чтобы сказанное разлилось на нее и на меня с одинаковой силой. Так не бывает. Я на нее смотрю так, что она обязана, она должна. Никакой слащавости, как это можно представить со стороны, у нас нет. Идет настоящая тяжелая работа. И она не менее тяжелая, чем у сталевара. Трудно работать с близким человеком, ты должен от него требовать так же, как если бы к тебе пришел любой малознакомый художник.
— Как вы считаете, фестиваль «Крок» дает возможность художникам и кинематографистам заявить о себе?
— Я терпеть не могу слово самовыражение, это не для искусства. Что касается фестиваля «Крок», то все его участники уже раскрыли себя и часто не в лучшую сторону. Я могу сойти за брюзжащего критика, но когда человек попадает в тепличные условия, то ему трудно выбраться на высоту, где разреженный воздух, где он вынужден карабкаться и весь сосредоточиться на этом. Мне кажется, что сегодняшние тепличные условия, желание окружить себя ими, без желания войти в художественную мысль, не могут родить ничего толкового. Не видя окружающего мира, не нужно пытаться вынуть из себя что-то такое и показывать. Бах писал свои рукописи Богу. Поэтому свое творчество нужно адресовать если не Богу, то маме, детям, внукам. Какому-то конкретному человеку. Не нужно думать, что ты делаешь фильм для общества. Общество состоит из разных людей. А если ты имеешь в виду кого-то конкретного, когда делаешь кино, то тебя не покидает мысль, что если тебе это пришло в голову, если ты об этом думаешь, то значит, есть еще какое-то количество людей, которые думают в том же направлении. И твой фильм откроет в них чувство сопричастности мысли. Но мне кажется, что молодые ребята не очень внимательны к окружающему миру. Я могу так говорить, потому что я не вижу тех божественных деталей, которые открывают мне путь туда, в этот экран и пространство, которые открыл автор.
— К кому были обращены ваши работы? Кого вы признаете для себя авторитетным цензором?
— Я выбираю какого-то близкого человека. Эти все разговоры — «я работаю на общество»… Есть моменты в жизни, когда не нужно объяснять художнику, чем ему заниматься. Как не нужно пояснять, почему возникла песня «Священная война». Мне кажется, художник всегда находится в состоянии, когда он видит эти нервные узлы и надвигающуюся катастрофу, и для этого не нужно, чтобы началась война. Он сразу обращает туда свой взор. Но туда не обращают свой взор чиновники, которые должны давать деньги на фильм. Поэтому художник всегда в одиночестве. Если у меня есть сомнения по поводу какого-то куска, какой-то детали в фильме, и если на это указывает кто-то из моих авторитетных зрителей или коллег, то я сразу понимаю, что это объективная ошибка, а не частный случай в моей практике.
— И все-таки, кому больше адресованы ваши фильмы — детям или взрослым?
— Я никогда не задавался этим вопросом. Но считаю, что должен работать, как ребенок, с таким же интересом. Мне представляется, что каждое произведение должно быть многослойным, но даже в сложных вещах должен быть слой, который понятен и ребенку тоже. Когда произведение многослойно, то человек с более сложным жизненным опытом быстрее понимает сделанное тобой, но для него важен и слой, который воспринимает ребенок, потому что это дает возможность прийти к каким-то вещам, которые не сразу будут восприниматься, которые оставляют жажду посмотреть фильм еще раз. То же самое и в сложной литературе. Ведь такие тексты мы прочитываем не раз, и каждое прочтение открывает нам все новые и новые горизонты. А есть тексты, которые вообще бесконечны. Подобное свойственно и живописи, и анимационным фильмам.
— Над чем вы сейчас работаете?
— Над собой. Я думаю. Когда нет возможности работать спокойно, нужно хотя бы привести себя в порядок самим фактом обдумывания.
Светлана Долгова