Череповчанин Валентин Поклад по специальности инженер, всю жизнь проработал на металлургическом заводе. 17 лет назад Валентин Петрович увлекся моделированием деревянных православных храмов. Сегодня в коллекции мастера 56 моделей церквей, часть из которых выставлены в Художественном музее. Как раньше строили церкви без чертежей и кранов, можно ли сделать модель только по фотографии и почему не бывает двух одинаковых деревянных храмов, Валентин Поклад рассказал cherinfo.

Валентин Поклад

— Валентин Петрович, почему именно церкви?

— Я и сам себе задаю этот вопрос. Церковь я впервые увидел довольно поздно, когда с родителями перебрался в Череповец. Это был Воскресенский собор, он тогда был слабо похож на храм — просто большое здание с крестом. Следующей была церковь в Нелазском. Она особого впечатления не произвела, но запала в голову. В 1970 году с друзьями я съездил на Соловки, побывал на островах вокруг Кижей. В Кеми увидел большую трехшатровую церковь, тогда и захотелось попробовать моделирование. Но только спустя 30 лет я опять отправился в Кижи. И тогда уже появилась идея измерить параметры какой-нибудь часовни, сфотографировать ее со всех сторон.

— Как вы выбираете церкви, модели которых хотите сделать?

— Сначала была случайная модель, чтобы просто попробовать. Затем каждый раз я старался выбрать церковь с архитектурными элементами, которых не было в предыдущей. На пятой или шестой модели я понял, что это уже небольшая коллекция, и стал специально выбирать объекты из разных регионов. Сейчас у меня есть модели церквей из 15 регионов, от Якутии до Новгородской области, от Архангельской области и Карелии до Московской и Владимирской областей.

— Вы выбираете непохожие друг на друга церкви?

— Я охватил все типы церквей и часовен, которые встречались когда-то или существуют. Хотя двух одинаковых деревянных храмов, в отличие от каменных, нет. Это принцип строительства, выбранный плотниками когда-то давно. Деревянные храмы строят и сейчас, но уже не в традициях, используют совершенно другие приемы. К примеру, сейчас используется оцилиндрованное бревно. А оно — как карандаш: как ни положи, будет одинаково. Настоящее бревно — сильно вытянутый усеченный конус, комель и вершина — разные в диаметре. Плотники так подбирали бревна, так укладывали, что верхняя часть бревна была горизонтальной. Иначе стена будет коситься. Это искусство — бревна-то тяжелые, а кранов не было. Не поднимая бревна, нужно было определить его место в здании. На строительство уходил сезон или два, сруб возводили за лето. Строили без ошибок, иначе и за несколько лет бы не управились.

— Как была организована стройка в целом?

— Составляли порядную запись между мастером артели и главой прихода. В документе определялось, каким будет храм. Затем собирали мужиков из села, в лесу мастер выбирал, какие деревья пойдут на стройку. Эти деревья рубили, вывозили на берег озера или реки. Все происходило зимой, после ледохода сплавляли бревна до нужного места. Тогда ведь не было ни тракторов, ни автомобилей, даже дорог нормальных не было, а вблизи деревни все пригодные деревья были срублены на дома. Потом каждый из мужиков доставлял свое бревно (а то два или три), ошкуривал, поднимал на место (как правило, это была самая высокая точка деревни). После этого начиналось строительство.

— То есть строительной техники не было как таковой?

— Метод строительства был рационален и отрабатывался веками. Храм в высоту мог достигать 50 метров, а это больше 12 этажей. Сруб делали до уровня груди мужика среднего роста, а самое верхнее бревно в клети примерно на аршин (70 сантиметров) высовывалось в сторону. Получалась опора, куда можно положить доску. Рядом собирали такой же сруб следующего уровня. Бревна маркировали, а затем разбирали и поднимали на место. Храм поначалу выглядел как ежик. Когда строительство заканчивали, обрубали эти выступающие бревна. В итоге получался высокий храм, построенный без лесов.

— Откуда вы знаете все эти тонкости?

— Из книг по деревянному зодчеству. Также сейчас много информации в Сети — все ездят, фотографируют. А если повезет, то можно найти и чертежи.

— При наличии чертежей можно построить модель уже утраченной церкви?

— Обратите внимание на шильдики на моих моделях: если табличка черная — храма нет, если белая — храм еще стоит. Планы храмов я беру в Интернете. Если есть хорошие фотографии, сделанные издалека, могу определить положение элементов. Хотя строили церкви без чертежей. Не приняты они были в русском зодчестве. На бумаге записывали, какого размера должна быть трапезная, алтарь, кровля бочкой или пятискатная, шатер, кресты две сажени. И все! Тем не менее, накапливая опыт, зодчие усложняли методы строительства, передавали опыт следующим поколениям и в конечном итоге строили прекрасные, огромные и сложные по конструкции здания.

Метод строительства был рационален и отрабатывался веками. Храм в высоту мог достигать 50 метров, а это больше 12 этажей.

— Откуда вы берете чертежи, если строили без чертежей?

— В русской истории был период, когда среди элиты было немодно интересоваться крестьянским зодчеством: дескать, что они там могут, темнота, деревня! То ли дело Петербург, который строили итальянцы, голландцы. В 60-х годах XIX века возникло течение русофилов. Первым стал изучать деревянное зодчество Лев Даль, сын Владимира Даля, автора словаря. Ему предложили ехать в Индию — дескать, там находятся истоки нашего зодчества. Он же поехал на север. А когда опубликовал первые результаты, все пришли в изумление и бросились изучать деревянное зодчество. Потом появились фотографии. В 1916 году профессор Красовский издал книгу, которая сейчас считается энциклопедией деревянного зодчества. Из нее хорошо брать чертежи и фотографии храмов. Многие храмы, к примеру, сгоревший в 1944 году храм Николая Чудотворца из Ошты (запад Вологодской области, где шли бои с немцами), я брал из этой книги. Часто помогают дореволюционные фотографии. Сейчас публикуют много работ Прокудина-Горского.

— В ваших моделях церквей бывают ошибки?

— Бывают. Вот, к примеру, церковь в Палтоге, это деревня Анхимово, Вытегорский район. Сейчас церковь реставрируют, до этого ее восстанавливали трижды — два раза до революции и один раз в наше время. Я узнал о ней из местной газеты: церковь упала, горе, слезы, караул. В Сети нашел много фотографий, захотелось сделать ее модель. Знакомый из Устюжны, который сам ее мерил, дал чертежи. Начал делать, но обнаружилось, что делаю неправильно. Знакомый мой измерил ширину алтаря, глубину, скосы — получился широкий пятистенный алтарь. А алтарь-то зашит досками! Когда доски сняли, оказалось, что там две апсиды, каждая пятистенная, и получается восьмистенная конструкция. Я модель разобрал, переделал. А недавно понял, что снова сделал ее неправильно — появилась новая информация. Я не учел уступ, которого не видно на чертежах. Под обшивкой реставраторы обнаружили дверь в подклет, у меня ее, понятно, не было. Писал реставратору, просил чертежи. Но, видно, он про меня забыл. Я выждал почти два года, написал снова, и он тут же прислал чертежи. Сейчас я снова начал ее делать, надеюсь, сделаю правильно.

— Куда деваете церкви с ошибками?

— Отправляю младшей дочери в подарок. У нее есть куда их поставить.

— Почему для вас так принципиально исправлять ошибки?

— Когда ошибаешься — это неприятно. Хотя есть элементы, которые никто не проверит. Когда Красовский опубликовал план одного из храмов, про алтари написал, что они крыты на пять скатов. А для меня загвоздка в том, что соединение между этими тремя конструкциями должно быть таким, чтобы вода в нем стекала наружу, а не внутрь. Мужики же не дураки, понимают, что если будет неправильно, то церковь сгниет за два года. Но как я ни думал — не получалось. В итоге сделал косую крышу в местах соединений, и вышло логично. Есть варианты, когда чертежи публиковались вообще без описаний алтаря. Но я же не могу сделать церковь без алтаря! Это не часовня! Так я делал одну из церквей Новгородской губернии. Для местности и того времени были характерны двускатные кровли, поэтому я сделал алтарь с двускатной крышей. Скорее всего, он был таким, хотя это и допущение.

— Сколько деталей в ваших моделях?

— Я не считал, но одного лемеха (кровельный материал в виде небольших деревянных пластин. — cherinfo) на модели может быть до 22 тысяч деталей. А еще бревна, брус, доски… Я нарезаю лемех, набираю ряд, наклеиваю на направляющую, шлифую, чтобы они были гладкими, обрезаю лишнее. Сложность в том, что хотя я все направляющие делаю одинаковой ширины, они могут отличаться на десятую часть миллиметра. Казалось бы, всего-то! Но если положить рядом десять таких направляющих, то последняя сдвинется на миллиметр, а это уже заметно. Приходится отрезать, разделять зубчики, уменьшать по ширине или, наоборот, раздвигать. Это отнимает много времени. Чем больше мелких деталей, тем сложнее.

— Но чем сложнее задача, тем интереснее?

— Скорее, чем церковь необычнее, тем интереснее. К примеру, церковь Святителя Николая Чудотворца из Дмитриево в Череповецком районе — чтобы на галерею было три отдельных входа, нигде не встречал. Мне повезло: в библиотеке в Устюжне нашел выписку из документа, созданного императорской археологической комиссией во время обследования церквей Устюженского уезда. Эта церковь не сложная сама по себе, но сочетание входов на галерею меня заинтересовало.

В русской истории был период, когда среди элиты было немодно интересоваться крестьянским зодчеством: дескать, что они там могут, темнота, деревня!

— Какая для вас была самая интересная церковь?

— А который ребенок в семье самый любимый? Все хороши! Следующая модель интереснее предыдущих. Кстати, по моделям можно проследить, которая была сделана раньше, а которая — позже. Те, что темнее, сделаны раньше, самые светлые — последние.

— Какое дерево предпочитаете использовать?

— Я не предпочитаю. Технология требует своего дерева. Бревна, крыши, потолки, полы, лемех делаю из ели или сосны, главы — из липы: ее удобнее обрабатывать, и она по цвету ближе. Из осины тоже удобно, но цвет другой. Кресты — из клена, гребни — из березы. Клен режется трудно, но получается прочно. Из сосны кресты бы быстро сломались.

— Насколько прорабатываете внутренний интерьер? По моделям видно, что у них даже двери открываются.

— Вот, к примеру, храм из Тверской губернии. Его поставили в деревне, где весь народ вымер от болезни. Туда по указу Екатерины II переселили людей из западной Украины. А у них строили из бука и дуба, и сам принцип строительства храмов был другой — там же зима короткая, а лето длинное. Они распиливали бревно вдоль, на плахи и из этих плах строили стены, вверху они сходились конусом, образуя шатер. Церковь эта в Тверской губернии снаружи выглядела как церкви, характерные для этой местности, а внутри из бревен сделали шатер. Я воспроизвел эту деталь. Из внутреннего интерьера есть амвон, открывающиеся двери, выходы на галерею. Но я не делал скамьи, которые обычно были с резными ножками. Так что отступлений у меня много. Но главное мое отступление в том, что внутри, как правило, бревна обрубали, делали их плоскими. У меня же они круглые. Снаружи главное отступление — непокрытые лемехом главы. В таком масштабе это практически невозможно. Ширина лемеха в жизни — около 17 сантиметров, а на главе часть его вогнутая, другая — выпуклая, и к верху он должен сужаться. Кровли я делаю, уменьшая размер конструкции на толщину будущего лемеха. Получается, я должен выточить такую главу, чтобы с учетом будущего лемеха она не только приобрела луковичную форму, но и попала в масштаб. Я пробовал — не получается!

— Если найти бригаду плотников, смогли бы вы сделать настоящую церковь?

— Пожалуй, нет. Современные плотники как работают? — взял бензопилу, чик бревно, и все. А настоящее бревно не пилится, а рубится, отсюда и выражение «срубить храм». Рубить нужно, потому что так закрываются поры, и дерево не гниет. То же и с полом. Почему у нас кладут плинтус? Когда кладут доски, одна оказывается немного короче другой, а когда их укладывают все, щель закрывают плинтусом. А раньше пол делали по-другому: стесывали поверхность бревен с одной стороны, концы утончали, а в стене делали штроб, в который эти бревна вставляли одно за другим. В итоге получался пол, который не гнется, не скрипит, не гниет. Если нужен теплый, сверху клали слой глины, а уже затем доски. Изба сгнивала, а пол оставался как новый. И никакой плинтус не нужен. Если делать по-настоящему, то это очень сложно, а переучивать людей — еще сложнее, они хотят попроще и побыстрее. У меня нет ни дачи, ни машины, ни гаража, так что и проблем нет. Зато есть свободное время.

— Вы столько знаете о церковной архитектуре. В бога верите?

— Не очень. Скорее верю в талант плотников, которые строили храмы, восхищающие через 300—400 лет. Сейчас все не то. Съездите в Мяксу, посмотрите на новый храм — он не вызывает такого восхищения. Он из оцилиндрованного бревна, как из детского конструктора сделан.

— Какие планы на будущее, кроме новых моделей?

— Когда-нибудь выставить всю коллекцию в нашем музее — договоренность об этом есть. Это будет действительно музей деревянного зодчества. В России есть музеи, где стоят настоящие деревянные храмы. Только вот в Архангельской области стоят их храмы, в Суздале — храмы Владимирской губернии. А в музее моделей можно увидеть, как развивалось строительство храмов, предпочтения жителей разных регионов. Люди не представляют, какое разнообразие деревянных храмов было на Руси! Их и сейчас много, хотя количество убывает: и дерево недолговечно, еще и пожары, в том числе рукотворные. Много храмов разрушили во времена СССР, устраивали там зернохранилища, клубы, школы… Никто не заботился о сохранности зданий. Не очень хорошо заботятся и сейчас. В России 12 музеев деревянного зодчества, и там зачастую горят перевезенные и отреставрированные церкви. В Костроме 50 лет стоял храм в музее — сгорел по неустановленной причине, в Истре под Москвой церковь сгорела, в центре Иваново два года назад летом сгорели храм и колокольня. А чтобы воссоздали деревянный храм — это редчайшие случаи.


Семен Мануйлов