Создатель движущихся скульптур Василий Богачёв: «Детей мои работы особенно привлекают»

В Художественном музее на Советском проспекте открылась выставка необычных движущихся скульптур. Автор работ — московский художник Василий Богачёв. Его скульптуры ценят знатоки современного искусства во Франции, США, Бельгии, Люксембурге, Аргентине, Вьетнаме и во многих городах России. В интервью cherinfo Василий Богачёв рассказал, почему художник должен работать руками, как из хлама сделать произведение искусства, и почему Владимировка вдохновляет сильнее Москвы.

— Василий Владимирович, откуда в ваших работах столько движения?

— Все идет от колеса. Мне нравится его форма, она идеальна. Если оно есть в предмете искусства, значит, должно двигаться. Кроме того, это воспоминания детства: коляска, первый велосипед… Движение — это жизнь. Если вижу чужую работу, где есть колесо, но оно не двигается, для меня это странно. Еще оно может скрипеть. Иногда спрашивают, почему у него такой неровный ход, почему не отцентровать, чтобы было идеально. А какой в этом смысл? Оно живет своей жизнью: трется, пищит, скрипит, тормозит. В искусстве, как и в жизни, должен быть интерактив. Детей мои работы особенно привлекают, поскольку двигаются, похожи на большие игрушки. Этакий конструктор.

Движение — это жизнь. Если вижу чужую работу, где есть колесо, но оно не двигается, для меня это странно.

— Когда вы поняли, что хотите стать художником?

— Рисовал я всегда, но хотел стать музыкантом — играть на балалайке. Мою старшую сестру отдали в музыкальную школу, а меня — в художественную, где я отучился четыре года. Мне попался хороший педагог — Юрий Александрович Коневский. Это были теплые отношения между учеником и педагогом. Для меня было важно видеть художественную «кухню», видеть, как человек работает. Это не указания — здесь помажь этой красочкой, тут другой. Я увидел настоящую жизнь художника, и мне понравилось.

— Уже тогда появилась страсть к движущимся скульптурам?

— Нет, тогда я увлекался живописью. Я же по образованию живописец. Уже после армии, когда вернулся в Москву, появилось это увлечение. Чтобы не жить в общежитии, работал дворником. Жил в центре Москвы, в трехэтажном доме около Данилова монастыря. Здание стоит до сих пор, там сейчас банк. А мы жили там, как в сквоте: музыканты, художники, поэты, актеры… Делали выставки, снимали кино. Туда приезжал кто хотел. А мы мели улицы. Бывало, найдешь пишущую машинку или венский стул, или счетную машинку, или велосипед. Так и появилась первая кинетическая скульптура. Я взял старый вентилятор, трубу, метлу, какая-то нога была, компрессор от холодильника — получилось интересно. После этого пошло. Я думал, что я уникален в этом увлечении. Не было же Интернета, вообще информации о современном искусстве, не говоря уже о западном. Мы знали классику. А тут в 90-х в Москву привезли швейцарца Жана Тэнгли. Сначала я расстроился, что не уникален, а потом понял, что это целое направление и что мои работы не хуже.

— Как вы называете направление своего искусства? Ready made?

— Ready made — это найденное искусство. Есть работы и в этом направлении. Вот цепи из Владимировки закреплены на заглушках от газовых труб из Тамани. То же самое касается и чугунной формы, в которую был вставлен рельс. Я в него обычно кладу мелочь или шарики железные, чтобы люди их перемешивали. Это интерактив от зрителя. У меня есть инсталляции, работы графические и живописные, я работаю в смешанном жанре.

— Сколько кинетических работы вы сделали?

— Не считал. Бывает, сделаешь одну, а бывает, и целую серию. Вот ездили в Австрию на симпозиум, а там спонсором был мусороперерабатывающий завод. И это кладезь деталей! Так там за десять дней я сделал много всего. Пришлось в Австрии все оставить, не повезешь же через границу.

— Сколько времени уходит на создание одной скульптуры?

— Я уже не хожу по помойкам, не собираю детали. Сейчас можно на любом заводе, где принимают лом, выбрать нужные детали. Не нужно даже на коленках ничего делать — просто заказываешь нужное. А раньше и на завод не зайдешь. Мы как-то пошли за железками на завод Ильича, нас сразу забрали в милицию — полдня просидели в клетке. А сейчас есть и цветной металл, и бронза, и нержавейка. Режут лазерами, так что любую форму можно заказать. Но художник должен работать руками. Важен сам металл, из которого делается предмет. Самый живой металл — ржавый. И чем он старее, тем красивее! Даже нержавейка может быть интересна — она легкая, звенит, может быть фактурной. Есть у меня предметы и из дерева, и из пластика. Был заказ на часы для машиностроительной компании «Ивановец», которая делает краны. Там было что-то вроде вечного двигателя из нержавейки с холодной голубой подсветкой. Из меди я делал фонтан, который сейчас стоит в музее современного искусства на Петровке.

— Получается ли заработать на искусстве?

— Редко когда. Это скорее единичные заказы или приобретения музеев. Многие боятся кинетического искусства. К примеру, Русский музей у меня купил две работы для выставки, а в «Эрарте» сказали, что у кого-то купили кинетический объект, а он не работал. Я-то стараюсь, чтобы у меня все работало.

Мы как-то пошли за железками на завод Ильича, нас сразу забрали в милицию — полдня просидели в клетке.

— Многие художники говорят, что раньше с заработками было легче.

— Раньше были госзаказы, а сейчас все закупается за рубежом, и художники остались без работы. Еще были договоры с министерством культуры, которое покупало работы молодых художников. В то время было престижно быть художником, в Суриковское училище или Строгановку был конкурс по десять человек на место. А сейчас освоил компьютер и делай что хочешь. Выставлять работу можно в «Фейсбуке». Не нужна мастерская, холсты, выставочное пространство…

— Есть награды, которыми особенно гордитесь?

— Однажды познакомился с молодым человеком, который спросил у меня фамилию — обычно художника знают по работам, в лицо мало кто узнает. Я ответил, что я Василий Богачёв. А он говорит, что был на моей большой выставке и ему так понравились работы, что он сам стал художником. Это и была настоящая награда.

— Расскажите о выставке в Череповце.

— Выставка получилась случайно. Сергей Радюк, организатор «Солнечного квадрата» (объединение художников. — cherinfo), предложил. У руководства Художественного музея есть идея создать на месте бывшего кабака дворик, там можно поставить несколько моих работ. Есть также идея сделать на втором этаже во Владимировке музей «Солнечного квадрата», так что некоторые работы могут остаться и там.

— Чтобы собирать движущиеся скульптуры, нужна особые навыки. Откуда это все?

— В школе девочки на уроках труда что-то пекли, шили, а мы работали на заводе на токарных станках. Сейчас такого нет. За нами даже никто не следил, но это было другое время. Именно там я получил базовые навыки. Нас всему научили: и лампочки закручивать, и электричество чинить, и канализацию ремонтировать, и стены строить. Мы все умели, но денег не было.

— Почему каждый год вы возвращаетесь во Владимировку?

— Во Владимировку мы ездим больше 20 лет. Там проходили и международные пленэры, на которые приезжали австрийцы, индусы, китайцы, корейцы… В последние годы я езжу регулярно. Слияние нескольких рек, дом на берегу, лес, старая деревня, постройки из черного бревна — там удивительная атмосфера. Еще и огромная веранда — все это почти мечта художника. Огромная светлая мастерская на берегу реки — райское место. Мы еще застали время, когда там были лошади, работала лесопилка. Огромные бревна поднимали кранами, пилили. Много железа в моих работах оттуда: пилы, цепи, механические детали. В Москве трудно найти вдохновение, там я практически не работаю. Город убивает желание работать. Больше идей появляется, когда ездишь на симпозиумы, выставки, если музеи приглашают к сотрудничеству. Тогда появляется спортивный азарт, стараешься сделать хорошо, красиво, лучше всех.

Семен Мануйлов