В Череповце началась продажа билетов на рок-фестиваль «Время колокольчиков» (12+), посвященный 55-летию поэта Александра Башлачёва. Фестиваль пройдет в Ледовом дворце 24 мая и станет кульминацией объявленного в Череповце Года Башлачёва. Этого события ждут зрители, друзья поэта и участники. Илья Чёрт, лидер популярной группы «Пилот», участвующей в фестивале, рассказал cherinfo.ru о своем отношении к творчеству Башлачёва.

— Илья, что для вас значит творчество Александра Башлачёва?

— Для меня Саша был и остается неким проводником оголенных нервов, переживающим судьбу той земли, где он родился и вырос, и проводником в тот внутренний мир, который раздирал его на части всю жизнь. Я встречал потом несколько таких людей, у которых было гипертрофированное чувство справедливости и переживание несоответствия себя тому миру и времени, где они оказались. Только вот песни писать они не умели, поэтому жили с этим молча и много пили.

— Когда вы впервые услышали его песни, при каких обстоятельствах?

— На квартире у друзей, где мы собирались, пили вино, пели песни, старались держаться друг дружку посреди жуткого истеричного хаоса под названием «социум». Вот там кто-то и спел однажды «Время колокольчиков». Меня очень зацепило эмоционально, но для меня это было слишком сложное творчество. Я в этом плане был всегда за краткость и логичность, нежели за многозначные описания.

— Творчеством Башлачёва вы прониклись сразу или потребовалось время, чтобы прийти к этому автору?

— Я к нему и не приходил. Мы существовали параллельно, иногда пересекаясь. Я писал и пел свои песни, и иногда в моей жизни звучали его песни в чьем-нибудь исполнении или в записи. Знаете, песни Саши мне напоминают человека, который только что пережил потрясение и, еще не совладав с шоком, пытается пересказать увиденное другим. И делает он это соответственно ситуации и своему состоянию: сбивчиво, заикаясь, не подбирая слов, на голых эмоциях, с трясущимися руками, не владея речью, запинаясь, хватая воздух. Вот таковы для меня песни Саши. В них мало рационального и почти вовсе нет выхода из описываемых им же ситуаций, ибо для предложений нужен разум, а не только эмоции. Но в них все потрясение и искренность, которые невозможно подделать, когда тебя трясет изнутри.

— Есть ли у вас любимая песня Башлачёва? Исполняли ли вы или записывали его композиции?

— Любимой песни нет. Для меня его творчество даже на песни не делится. Это сплошь исповедь и изливание в одиночестве, я бы даже сказал, харканье кровью души на асфальт. Тут не до классификаций. И это трудно слушать в принципе, если собираешься дальше жить в радости. Потому что каждая его песня подобна последним словам перед расстрелом. Я не исполнял его песни, ибо мне и без того по жизни досталось. Мне пинков для духа не надобилось, чтобы еще и своим языком такое говорить. У меня все внутри само искорежилось, перестроилось, пересобиралось и стало иным. А Саша, думаю, просто не успел дожить до окончания этой трансформации. Именно в его случае фраза «Не вынесла душа поэта» становится буквальной.

— Вопрос как к уроженцу Санкт-Петербурга: как в вашем городе относятся к творчеству Башлачёва сегодня, считают ли своим?

— Я не могу отвечать за всех жителей Питера. Тут разные люди живут. Но я уверен, что останови я на улице тысячу молодых людей от 16 и до 25 лет и попроси их сыграть на гитаре и спеть хотя бы одну песню Башлачёва от начала и до конца, то половина из них спросит меня: «А кто это?». А из второй половины едва ли один будет знать полный текст хотя бы одной его песни. И не потому, что Сашу не любят в Питере, а потому что время бежит очень быстро, и прошло уже много лет. И за эти годы произошло столько всего в этой стране, что частенько всем было вовсе не до песен. Саша своей жизнью и творчеством угодил в самую мясорубку истории, и далеко не все из нее выбирались не то что известными артистами, а и вовсе живыми-то не все выползли на локтях.

— Как вы относитесь к русскому року 80-х годов и, по-вашему, принадлежал ли Башлачёв к этому движению или выбивался из его границ?

— Русский рок 80-х — это неуемное желание свободы, желание жить своими интересами, алчность до мировых достижений в музыке, культуре, искусстве в первую очередь. Это было желание мыслить самостоятельно. Рок 80-х в Советском Союзе — это и есть все то, о чем многократно говорил лидер группы «Секс пистолз» Джонни Роттен, когда речь шла об идеологии «панк», то бишь: свобода мышления и самодостаточность, возможность жить как тебе нравится, не мешая при этом другим. На мой взгляд, Саша был типичным представителем той волны, но, плюс к тому, у него было обострено, как я уже говорил, чувство несправедливости по отношению именно к России, он переживал за страну и за русских людей. В этом он мне весьма сильно напоминал Игоря Талькова, только у Саши дар поэта был на уровне гения, гения от Бога.

— В Череповце не первый год обсуждается вопрос о том, как увековечить Александра Башлачёва в родном городе — установить памятник, назвать улицу, сделать фестиваль традиционным. Поделитесь своим мнением по этому вопросу.

— Я всегда стоял на той позиции, что памятники нужно ставить людям прижизненно, а не по принципу «сегодня умрешь — завтра скажут: поэт!». Это нужно делать, пока сие важно им самим (великим людям), как признание их творчества и жизненного пути, пока это важно их отцам и матерям, друзьям в качестве примера и гордости за друга. А зачем мертвым памятники? Их памятник после смерти — это их наследие, их песни, картины, стихи, сценарии, результат жизни. Я в этом плане оголтелый христианин, стараюсь буквально следовать в своей жизни Христовым словам «Оставьте мертвым хоронить своих мертвых. Заботьтесь о живых». Почему бы не поставить памятник Боре Гребенщикову или Шевчуку, или Косте Кинчеву, или Диме Ревякину? Они все еще живы, поторопитесь же!

— Видите ли вы в ком-то из современных исполнителей продолжателей Башлачёва?

— Лично я таких не знаю. В последнее время я встречаю слишком мало людей, которые способны к молитве, исповеди и покаянию. Чтобы не показушно и с купленной свечкой да перед иконой в золотом ободке, а по-настоящему, честно, в надрыв, со слезами и без желания оправдания этой хотелки, чтобы тебя тут же обязательно простили за все, по головушке погладили и штемпель поставили на душонке, мол, отпущено и оплачено. А вот покаяться прилюдно своим творчеством так, чтоб слов не подбирая да харкая сердцем, такого давно не встречал. Чтобы поэтом жить — нужно жить вне социума, жить изгоем, на которого все будут плевать и об кого ноги вытирать будут. А кто ж сейчас на такое пойдет, кто захочет открыто встать во весь рост своей Личности, когда со всех сторон нам цивилизация кричит, что надо быть успешным, «лучше сильнее и быстрее» и прочие комсомольские лозунги. А Личность — это всегда Изгой, или как у нас принято проще говорить — «невменько» (невменяемый. — Авт.). Таким у нас при жизни памятники не ставят, мы ж нравственные устои общества блюдем…

Дмитрий Саврасов